05 Фев Махмуд Эсамбаев – великий мастер танца и светлый человек
Всемирно известный танцор, человек-легенда ХХ-го столетия, чеченец Махмуд Алисултанович Эсамбаев родился в селе Старые Атаги 15 июля 1924 года, умер в Москве 7 января 2000 года. 75 лет с небольшим — это обидно короткая жизнь для горца. Но события последнего десятилетия века и тысячелетия, трагическая судьба его родины, чеченского народа, да и всех народов безжалостно растерзанного врагами великого, хотя порой и немилосердного к гражданам своим Союза, народов, стравливаемых и поныне один против другого, — подкосили его здоровье, привели к преждевременной смерти.
Мне посчастливилось дружить с этим великим человеком многие годы, и сегодня, когда подлинная история подменяется зачастую коньюнктурным вымыслом, подлинная культура — примитивными суррогатами, и юное поколение лишено достойных ориентиров, примеров для подражания и брошено в водоворот глобальной продажности, мне хочется рассказать об этой незаурядной человеческой личности, о том, как он путем непрерывного нравственного, физического и интеллектуального совершенствования не только преодолевал все испытания и превратности судьбы, но и помогал совершенствоваться другим, помогал тысячам совершенно незнакомых ему людей изменить свою судьбу и стать лучше, чище.
Как-то, еще в 70-х годах прошлого века (Господи! Как мчится Время и как непривычно произносить “прошлый век”!), мы беседовали с Махмудом о Боге, о Космосе, о Жизни и Смерти. Он был не только гениальный артист, но и невероятно одаренный рассказчик, обладавший огромным даром точного и быстрого слова, фантастической огромной памятью и, в силу этого, не только собственным невероятно обширным жизненным опытом, но и жизненным опытом тысяч людей из множества стран мира, с которыми сводила его судьба побеседовать во время его многочисленных путешествий по странам мира.
— Я не боюсь смерти!, — поведал мне Махмуд, — я столько пережил в своей жизни счастья, горя, потерь близких, я столько успел сделать добра людям, что, если смерть придет через тридцать секунд, я умру гордый и счастливый.
Он умер гордый и счастливый.
Я был на его похоронах. В Концертном зале «Россия» на возвышении, на бурке лежало тело дорогого друга. Лицо Махмуда было величественно. Казалось, он просто прилег отдохнуть после изнурительной репетиции. Я, плохо видевший в силу болезни глаз в полуосвещенном зале, неожиданно возле себя увидел вдову Махмуда Нину Аркадьевну и Стеллу, его дочь. Мы обнялись и расцеловались. На этот раз нас объединило невыразимое горе.
Позже во время нашей очередной встречи Нина Аркадьевна рассказывала мне о последних днях и часах жизни великого Махмуда:
— Смерть его для нас была неожиданна. Да, он очень был болен: его лечили в позапрошлом году в Швейцарии, в больницах Москвы. Врачи, зная о страданиях, которые он переносил, были потрясены: он ни разу никому не пожаловался на боль, ни разу не охнул… 6 января мы были у него в больнице на улице Мичурина с дочкой Стеллой и внучкой Мединой. С моей помощью он принял душ, побрился, лег в постель и произнес: «Как хорошо быть чистым!»
Зная, что я несколько ночей не спала, он попросил меня поехать домой и выспаться. Дежурить возле него осталась дочь. Наутро ему стало хуже, сказывалась нараставшая сердечная недостаточность. Меня решили не беспокоить, в больницу Стелла вызвала нашего племянника Абдуллу. Тот поддерживал Махмуда, чем мог, и по его просьбе стал читать Махмуду молитвы. Махмуд ровным спокойным голосом вслед за племянником произносил слова, обращенные к Всевышнему, глядя через окно куда-то в небесную высь и благодарно держа Абдуллу за руку Вдруг лицо его озарилось счастливой улыбкой, глаза его удивленно расширились. Голова его приподнялась, но тут же упала на подушку. Глаза закрылись. Лицо стало гордым и спокойным. Он перешел в мир иной.
…На поминках Иосиф Кобзон после многих проникновенных печальных слов, произнесенных родными и друзьями Махмуда, попросил, памятуя о веселье, которое при жизни всегда вызывал и поддерживал Махмуд, рассказать веселые эпизоды из жизни поминаемого. Поскольку таких эпизодов в моей памяти было немало, вместе со словами сочуствия к родным и скорби по поводу утраты я рассказал несколько историй, которые наиболее полно рисовали облик Махмуда Эсамбаева как жизнелюбивого веселого человека. Некоторые из этих историй были связаны с пребыванием Махмуда в Калуге.
Чуть позже, когда возник вопрос о том, как лучше увековечить память народного артиста СССР и народного и заслуженного артиста почти всех союзных республик, артиста, дарившего свое искусство во многих странах мира и впитывавшего в себя высшие хореографические достижения народов мира, я вспомнил, что Махмуд Эсамбаев первый свой сольный концерт станцевал в сентябре 1957 года именно в Калуге, и именно Калугу он назвал своей “концертной родиной”. Помню, Махмуд рассказывал:
– Летом 57 года во время фестиваля молодежи и студентов в Москве я каким-то чудом стал лауреатом сразу двух международных конкурсов — солистов балета и народных танцев. К тому времени у меня в репертуаре были уже испанские танцы, индийский танец, они очень понравились, на меня дотоле безвестного вдруг возникла мода. В Министерстве культуры решили, что я должен подготовить свой сольный концерт, чтобы гастролировать с ним в стране и за рубежом. Кое-что у меня уже было готово, но надо было все продумать, подготовить новые номера, написать тексты, которые должны были произноситься, пока я переодевался для следующего номера. Всё это я должен был сделать сам, хотя опыта у меня такого не было. А самое главное, как примет концерт публика! Как пройдет первый же концерт!
Первый концерт должен был состояться в Калуге. Честно сознаться, я трясся как заяц. Ведь решалась моя судьба! Что будет? Как примут?
— Успокойся, Махмуд, — сказал мне мудрый директор Калужской филармонии Александр Васильевич Коняшин. Ты не знаешь калужан — это такая понимающая публика! Я совершенно уверен в твоем успехе. Только обуйся! Как ты будешь танцевать босиком на таком полу, с такими торчащими гвоздями! Это здание с 1912 года, когда его открыли как народный дом, еще ни разу не ремонтировали!
— Гвозди я забью сам, а танцевать мне надо босиком, –ответил я.
Когда я ходил по сцене и забивал торчащие гвозди, ко мне подошла такая ласковая старушка, вахтером, наверное была, и сказала :
— Хамут, (она не привыкла к моему имени ) ты не волнуйся. Давай тебе помогу, а хочешь, тапочки тебе принесу?
Тут-то я и успокоился и понял, что калужане очень добрые и поддержат меня, если что не так…
Я был в ударе! Концерт станцевал так, что сам не ожидал. Публика аплодировала и не отпускала меня со сцены, наверное, полчаса. Старушка эта плодошла ко мне на сцену, вручила маленький букетик цветов, поцеловала меня и сказала:
— Хамутик, сыночек, ты уж прости нас за гвозди. Знала бы, что ты такой красавец, такой молодец, сама бы их все повыдергивала!
Успех был полный! Коняшин — мы с ним потом очень подружились, никогда его не забуду — написал в Министерство восторженный отзыв, и мой сольный концерт утвердили….
Всемирно известный концерт Махмуда Эсамбаева родился в Калуге! Какой великолепный повод увековечить память о первом и последовавших его концертах в Калуге, например, установлением памятной доски на здании Концертного зала! Поддержите, дорогие калужане, эту идею!
Махмуд очень любил Калугу и калужан. Как и во многих городах мира у него здесь были преданные поклонники и друзья, а его концерты в Калуге проходили как красочный праздник с неизменным успехом. Вдова Александра Васильевича Коняшина, известная в Калуге певица Валентина Ивановна Коняшина недавно рассказала мне:
— Мы очень подружились с Махмудом и его семьей, часто встречались не только в Калуге, но и в Москве. Я же была на всех его концертах в Калуге, начиная с того памятного первого, в сентябре 57-го. Что вам сказать. Это были замечательные события в жизни города, в жизни калужан, в моей собственной судьбе. Это был человек-праздник!
Мало кто из зрителей тогда знал, что пришлось пережить в жизни самому Махмуду. В прекрасных книгах о нем, вышедших при его жизни, (я имею в виду «Чародей танца» Руслана Манцаевича Нашхоева и «Повесть о танце» Геннадия Алексеевича Пожидаева, найдите их в библиотеках, почитайте!) по понятным причинам ни слова не было написано о трагедии чеченского и ингушского народов — о зверской, бесчеловечной их депортации с родных мест, о том, что Махмуд, выступавший как артист во фронтовых бригадах, имевший правительственные награды, раненный в ногу, узнав о беде народа, сам поехал в добровольную ссылку в Казахстан и Киргизию вслед за родными.
В наших беседах Махмуд сам как-то избегал разговоров об этой трагедии, чувствовалось, что это для него страшные воспоминания, и я никогда не настаивал на них. Но в 2001 году мы встретились с его вдовой Ниной Аркадьевной, чтобы обсудить вопросы увековечения памяти Махмуда и создания благотворительного фонда его имени, и беседа как-то сама собой коснулась тех далеких трагических событий. Нина Аркадьевна, мягкая добрая красавица-армянка, при жизни Махмуда была всегда в тени великого мужа, и мы никогда не слышали ее рассказов. Сегодня, увы, и ее нет уже в живых, но тогда, в 2001-м, она, жена и верный друг Махмуда, стала единственным свидетелем многих событий его жизни и рассказчиком о них. А каким она была великолепным рассказчиком! Думаю, что цикл ее выступлений на телевидении произвел бы настоящий фурор, а на основе ее рассказов можно было бы создать телефильмы высокого полета, полные правды. Увы, это уже неосуществимо!
Здесь я с разрешения Нины Аркадьевны воспроизведу несколько ее рассказов о муже:
— В 44-м потрясенный трагедией и гибелью многих родственников 20-летний Махмуд добрался до Казахстана и стал разыскивать отца и мать. Через родню выяснил, что мать его – красавица горская еврейка Бийкату, пытаясь наскрести под снегом хоть какой-нибудь корм для родных на бывшем кукурузном поле, обессилев, осталась лежать в снегу… Отец его Алисултан, который когда-то ругал Махмуда, за то, что тот плохо учился, но много танцевал, по словам родных, был жив, но никто не знал, где он теперь поселен. Махмуд стал искать отца. Где бы он ни выступал — а он работал танцовщиком в театре оперы и балета — везде наклеивал объявления о том, что он живет там-то и ищет отца. Наконец, отец нашелся где-то под Карагандой, и когда состоялась их встреча, отец, взволнованно поглаживая голову сына, произнес:
— Сынок, я запрещал тебе танцевать, а, ты благодаря танцам, спас меня! Танцуй, дорогой! Это твоя судьба!
– Махмуд получил от театра маленькую неотапливаемую комнатку, где они с отцом и поселились. Жили впроголодь, единственное тепло в стужу — от электроплитки, и то не всегда. Отца вскоре не стало.
– Мы с Махмудом поженились в 45-м, а в 46-м родилась наша единственная дочь Стелла. Жили очень бедно, а тут нагрянула беда: Махмуда арестовали. Он всегда был гордым человеком, а тут власти стали заставлять его как чеченца еженедельно «расписываться» – отмечаться в милиции. Это его возмутило, и он наотрез отказался. Его и других непокорных выслали в далекое селение Бурулдай. Везли на открытом грузовике. Я успела сунуть ему узел со съестным и двести рублей денег, собранных мною в долг у родни. Их везли долго. Наконец, сделали остановку у какой-то столовой. Ни у кого, кроме Махмуда, ничего не было, и он не раздумывая, отдал пищу и деньги всем. Сам же, оставшись без ничего, три дня ничего не ел, ночуя на станции в Бурулдае. Пожилая еврейская женщина, работавшая главным поваром в столовой, пожалела Махмуда, привела его к себе домой и, несмотря на все его гордые отказы, накормила его и оставила жить у себя. Ее звали Софья Михайловна, фамилию не помню. Махмуд же звал ее просто: «Мать».
Вскоре в Бурулдай приехали и мы со Стеллочкой и стали все вместе жить с Софьей Михайловной одной семьей. Кто-то посоветовал Махмуду написать письмо Сталину, приложить все свои ордена и медали, грамоты и благодарности. Махмуд очень не хотел этого делать, но из-за нас написал. Письмо дошло! Сталин написал визу: «Не трогать. Вернуть», и мы вернулись в город Фрунзе, где жили и работали до 1958 года.
Махмуд, несомненно, обладал даром пророка и ясновидца. 15 июля 1954 года мы скромно отметили его 30-летие. Гостей не было, я рано легла спать. Утром следующего дня я застала Махмуда спящим за столом, рядом с ним лежал тетрадный листок, на котором он начертал послание ко мне: «Дорогая Нина! Прости, что мы сейчас так бедны, что не можем даже позвать гостей. Но я уверен в себе и в нашем будущем. Пройдет время, и у нас будут все хорошо! У нас будет прекрасный дом, я стану великим мастером и предо мною будут все преклоняться. У нас будут прекрасные друзья, мы объедем с тобой весь мир. А ты, если захочешь, будешь ступать ногами по бриллиантам!” Последние слова меня очень рассмешили, и я громко расхохоталась . «Чего ты хохочешь?, — спросил, проснувшись, Махмуд. — Не веришь? Всё так и будет!»
И все сбылось! Мы прожили с ним трудную, но счастливую жизнь, объездили множество стран, Махмуд получил всемирное признание. Но, в отличие от Достоевского, он всегда и везде произносил: «Доброта спасет мир!» Сам он был всегда очень добр, всё отдавал всем. Сколько и сегодня живет людей, которым он бескорыстно помогал! Приезжая на гастроли в различные города Союза, он не забывал и о тех, кто волею судьбы или случая попадал за решетку. Он устраивал встречи с заключенными, раздавал им деньги и подарки, вселял в них веру в себя. Несколько лет тому назад возле Детского мира в Москве нас догнал незнакомый человек, и Махмуд подумал, что он хочет попросить какой-либо помощи, и предложил тому деньги. «Нет, Махмуд! , – сказал этот человек, — мне ничего не нужно, нужно только сказать вам «Спасибо!». — После вашего концерта в нашей зоне я, бывший бандит и убийца, переродился. Я вышел досрочно, обзавелся семьей, счастливо живу, работаю. И многие мои товарищи по несчастью живут, благодаря вам сегодня так же. Спасибо вам!»
Когда началась первая чеченская бойня 94-го, нашу квартиру в Грозном на седьмом этаже разбомбили. Погибло в ней всё: многочисленные драгоценные подарки Махмуду со всего света, множество старинных книг — Махмуд запоем читал старые книги. Погибли многие невинные люди, друзья и родные. Махмуда эти события подкосили. Вскоре после начала войны его пригласили на какой-то высокий прием, где Черномырдин, видимо, желая привлечь Махмуда в число своих сторонников, уговаривал его произнести тост. Махмуд долго отказывался, наконец, произнес: «Чтоб сдох тот, кто развязал войну в Чечне! Чтоб сдох тот, кто не допьет за это бокал до конца!»
Таким был Махмуд!»…
Всю статью можно прочитать на сайте Научно-Культурологического Журнала
© Соловьев Владимир Владимирович